ANNA LAVEY
Анна Лавэй
814, экуос, 27 день | 31 год
Love and beauty go away. There is no sense in them. Power is my value.
ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯТитул: бастард Эймона Бристола
Место рождения: Глостолдем
Род деятельности: капитан пиратского галеона "Левиафан"
Магия: магия крови, магия воды
Лояльность: Левиафан, Сент-Массон, ведьмы (именно в таком порядке).
ИСТОРИЯ ПЕРСОНАЖА
Родственники:
Эймон Бристол | Aemon Bristol (780-836) - старший сын своего отца, обладатель графского титула, правитель Суфолка. В период с 831 по 836 год занимал должность королевского казначея. Убит во время сражений в Оштире в 836 году (отец)
Кара Издихар | Karah Izdihar (770 год, 74 года) - уроженка Кадамира, бывшая ведьма ковена "Чёрной Крови", согласно архивам, погибла в 821 году, и охотно воспользовалась фактом собственной "смерти", скрывшись в Кадамире, где теперь является Верховной жрицей храма в Гелиополе (мать)
Фрэнк Конрад Лавэй | Frank Conrad Lavey (773-836) - он же "Чёрный Фрэнк", "Однорукий Фрэнк", бывший капитан "Левиафана" (приёмный отец)
Особенности персонажа: обучена грамоте, стрельбе из лука, предпочитает магии холодное оружие - парные клинки. У них даже есть свои имена: Проклятый и Жаждущий. Практикует тёмную магию. Ловко управляется с кнутом и часто носит при себе для устрашения. Хочет обучиться алхимии, видя особый потенциал в этой науке. Боится "поганых" болезней и сойти с ума.
Характер: Характер у Анны, мягко говоря, не сахар. Амбициозная, честолюбивая (однако, всегда взвешивает в уме цели и средства), язвительная (подчас - даже грубая), высокомерная, самодовольная, эксцентричная, ревнивая, эгоистичная, скупая на проявление "тёплых" эмоций. Склонна к переоцениванию своих сил и недооцениванию оппонента либо врага. Ей присуща паранойя, чрезмерная педантичность в вопросах дисциплины. Несмотря на свой довольно неприятный нрав, Анна - очень справедливый человек. Даже если торжество справедливости больно ударит по её самолюбию и интересам она ни в коем случае не будет ему противиться. Эту женщину ни в коем случае нельзя назвать моралистом, но специфические представления о совести и морали у нее имеются. Чтит Кодекс, верность и уважает дружбу. Развито чувство ответственности и присутствует комплекс "покровительства": за близкими людьми и членами команды готова отправиться и в огонь и в воду, а если их кто обидит - обидчика всенепременно ожидает изощрённая расправа. Уважает людей умных, изобретательных, решительных, серьёзных, честных; терпеть не может слабоволие, трусость, глупость, пустую гордыню.
Биография:
Ребёнок, которого не должно было быть.
(814 – 821)
Анна - порочное дитя, рожденное во грехе и выросшее в нем. Плод запретной любви, замысловатой, нездоровой, разрушающей (ведь именно такими были тайные отношения графа Эймона и Кары) появился на свет глубокой ночью, когда тьма накрывает ладонью небо, и не видно ни светил дня, ни светил ночи, ни звезд.
Девочка родилась «мёртвой». Во всяком случае, так уверяла повитуха. Безутешная мать, невзирая на послеродовую горячку, долго сидела над ребёнком и «что-то шептала». На рассвете дня Анна сделала свой первый вдох, а незадачливая повитуха в спешке покинула «проклятый дом», оставив нечестивую с её отродьем наедине. Возможно, ни Кары, ни Анны не осталось бы в живых в этот же вечер, если бы повитуха добежала до деревни. Но судьбе было угодно, чтобы её по пути задрали волки.
За Эймоном послали ещё вечером, когда у Кары отошли воды, но он всё не приезжал. Ни на первый день, ни на второй, ни через неделю. Кара сочла это равнодушием и пренебрежением, и впала в ярость, потому что перед её богами она была единственной законной женой, ведь они с Эймоном обменялись кровью – что против крови какая-то красная лента и заветы бога, что учат свету в обход тьмы? Свет невозможно познать без Тьмы, как и Тьму без Света. Эта её ярость вылилась в маниакальное желание поквитаться с мужчиной, что поимел наглость и глупость растоптать её любовь.
Когда дочь немного окрепла, Кара отправилась в Олден, и решила сама взять то, что принадлежало пусть не ей, но её дочери по праву. Она угрозами и шантажом решила вынудить Эймона признать ребёнка. Однако, вопреки ожиданиям ведьмы, ни о каком признании речи идти не могло. Вразумив Кару и пообещав ей крышу над головой и содержание, Эймон на время утихомирил темпераментную ведьму, всё же, она прекрасно понимала, что лучше растить ребенка в собственном доме, чем скитаться по ночлежкам. Каре и её дочери был пожалован добротный дом неподалеку от Олдена, хорошее ежемесячное содержание и даже прислуга-нянька, которая помогала заботиться о ребёнке. И, разумеется, докладывала графу обо всём, что происходит в этом доме. Будучи человеком благородным и великодушным, Эймон также оплатил и обучение Анны (которая, как и всякий ребёнок, наделённый талантом к магии, развивалась гораздо быстрее своих сверстников): с раннего детства Анну учили грамоте и счёту, а мать следила за тем, чтобы ребенок преуспел ещё и в магии.
Так продолжалось до тех пор, пока на Олден не был совершён очередной пиратский набег, в результате которого город понёс осязаемые потери. Кару пираты изнасиловали и зарезали прямо на глазах у Анны, после чего саму Анну, с несколькими девочками и молодыми девушками, уволокли на бриг "Рогатая Барракуда", чтобы потом продать теневым торговцам, которые, в обход закона, промышляли работорговлей. Однако, по дороге в Кадамир, их настигло другое пиратское судно. "Левиафан" был гораздо лучше вооружен, поэтому капитан "Рогатой Барракуды" решил откупиться от Чёрного Фрэнка, капитана "Левиафана", частью своих трофеев. Фрэнк сперва не торопился соглашаться на сделку, не желая связываться с работорговлей и планируя вытрясти с "Барракуд" каждую монету в уплату долга, но когда к нему вывели пленных девочек, и он увидел среди них Анну, что-то в его душе оборвалось и упало: она как две капли воды была похожа на Веронику, дочку Фрэнка, которая утонула во время шторма пять лет назад. В ту пору ей как раз было около семи лет.
Папа Фрэнк.
(821 -828)
- Я ведь рассказывал тебе легенду про Калипсо, дочка? – огромная ладонь Фрэнка опустилась ласково на макушку Анны.
- Калипсо – та ведьма, что назвала себя богиней? – спросила девчушка с любопытством заглядывая в серые глаза старого Фрэнка.
- От тебя ничего не утаишь, - посмеялся Лавэй и уселся на деревянный ящик, - Бывалые пираты говорят, что море похоже на женщину. Такое же непокорное и противоречивое. Пьянящее, - он благоговейно зажмурился и пригладил бороду, - Но вот что я тебе скажу, дочка: море и есть женщина. Бездна, что убивает без крови, делает пьяным без вина, свобода и узы… Любовь и ненависть. Такова она, Калипсо. Она и есть море. Великая ведьма, что полюбила пирата, и пират, что полюбил ведьму.
- Если это легенда – то значит, что все кончилось плохо? – Анна присела рядом и принялась чистить кинжалы.
- Любовь не может закончится плохо, малыш. Любовь – это дар, который не всем доводится испытать. Она была своенравна, а он был горд. Решив укротить её, он сильно её обидел, после чего Калипсо разгневалась… И превратила его в чудовище. Теперь он, на своем корабле-призраке дрейфует в мёртвых водах, и подбирает души матросов с затонувших кораблей. А она молча бережёт его от глаз человеческих и от шторма… И хранит его живое сердце в своих руках.
- А ты любил когда-нибудь?
- Конечно, любил, - Фрэнк прищурился, - Маму любил, - он кивнул, будто бы добавляя веса своим словам, и загнул один палец на правой руке, - Любил капитана Стэна, хоть и редкий был засранец, - загнул и второй, - Любил… Марию… Веронику, - загнул еще два пальца, - А потом нашел тебя. И тоже полюбил, - Фрэнк улыбнулся, - Ну а другой руки у меня уже нет, - он вытащил из-под полы плаща нигастовый протез-крюк, - Так что можно считать, что это всё.
- Не так уж и мало, папа Фрэнк, - посмеялась Анна, - И если вдруг ты ещё кого-нибудь полюбишь, я согну твой крюк зигзагом.
Фрэнк громогласно засмеялся, снова потрепал воспитанницу по затылку и полез здоровой рукой в карман.
- Смотри-ка, что у меня для тебя есть, малыш, - он вытащил из кармана латунный медальон в форме красивой витой раковины.
- Что это, папа Фрэнк?
- Это – песня, которую поёт мне сердце. Ты ведь знаешь, что если приложить раковину к уху – можно услышать, как поёт море? Вот эта – точно поёт, - он подковырнул ногтем какой-то крючочек, и «раковина» раскрылась, вплетая в шепот волн и песню чаек свою собственную песню.
- Какая же она красивая, папа Фрэнк. Это будет мое главное сокровище!
"Рабыня".
(828 – 833)
После неудачного нападения на Кадамир, слава Фрэнка была запятнана, а Анну, вместе с несколькими матросами из команды, взяли живьём. Кого-то публично казнили, в назидание. Тех, кто на пиратстве попался впервые - отправили отбывать срок на рудники и галеры. Анна же попала в услужение к одному зажиточному мерзавцу. Чудом избежав насилия в казематах, четырнадцатилетняя Анна вкусила его сполна в доме Эхсана Нишапура, купца и, по совместительству, распорядителя подпольной арены, который славился своей жадностью, жестокостью и садизмом. Его любимым развлечением было наблюдать, как девушку насилуют по очереди бойцы арены. Запрещалось только бить её по лицу и выбивать зубы.
В одну из ночей Анна, впавшая в беспамятство, каким-то непостижимым образом убила двух из трех крепких мужчин, которые развлекали своей похотью старого вуайериста. Но Эхсан не разозлился, напротив – для него это стало неожиданной радостью, ведь он заплатил теневым торговцам за смазливую тощую девчонку, а не за ведьму, способную убить крепкого тренированного мужика, и не одного. Он понял, какие горы золота на него посыплются, если он обучит девчонку сражаться на арене и развлекать своей яростью голодную до жестоких зрелищ публику. После одного из сражений, Нишапуру поступило анонимное предложение продать «тощего гладиатора» за баснословную цену. Понимая, что способен заработать столько на боях не раньше, чем через пару десятков лет, жадный Эхсан согласился.
Анонимный «благодетель» так и остался анонимным: Анна сумела сбежать от своих "надсмотрщиков", пока ее везли в Неаль. То ли побег был подстроен, то ли Анну выкупили как раз с целью освободить (во что верится с трудом) – неизвестно до сих пор, однако, «тайный благодетель» даже не пытался её искать. Оказавшись посреди большого и незнакомого мира, Анна не растерялась, и отправилась к морю, но не в Неаль (хоть караван до него не доехал всего ничего), а в Олден; поскольку её везли именно в Неаль, она поостереглась там появляться. Анна вознамерилась во что бы то ни стало отыскать Чёрного Фрэнка и «Левиафан». А чтобы выяснить наверняка, что сталось с «папой Фрэнком», ей необходимо было как-то попасть на Сент-Массон.
«Мария-Елена».
(833)
Анна долго выбирала в порту корабль, который отвезет её на Сент-Массон (разумеется, не без «пересадки», ведь у неё при себе не было ни гроша, так что о найме даже обычной рыбацкой лодки не могло идти речи: нужно было искать «живца», на который удастся пробраться незамеченной). Оценке подвергалось всё: оснащение судна, количество артиллерии, состав команды, груз и даже личность капитана. Слишком быстроходные суда с крепкими молодыми матросами отметались сразу. Анна искала рухлядь, которая вряд ли переживёт пиратский набег, но при этом рухлядь должна была везти что-то более-менее ценное. Выбор пал на торговую шхуну с красивым именем Мария-Елена, которая следовала до Вергейна. Спрятавшись среди ящиков с грузом, Анна принялась ждать и мысленно просить непонятно кого об Удаче.
Удача снизошла на шестой день пути, когда Анна уже отчаялась и сходила с ума от голода и жажды. Ведь катаясь «зайцем» на чужом судне не приходится рассчитывать на стряпню кока и пресную воду, и остаётся довольствоваться крохами и объедками, которые удавалось стянуть у какого-нибудь зазевавшегося матроса. Она уже почти смирилась с тем, что они беспрепятственно причалят в Вергейне, и ей снова придётся искать корабль, как на горизонте показались чёрные паруса. Пиратский корабль Анна не узнала, точнее сказать – именно этот она видела впервые в жизни, но в её душе всё равно шевельнулось что-то тёплое, словно она повстречала старого друга среди толпы чужаков. Как и ожидалось, Мария-Елена не выстояла: капитан сам сдал судно и груз разбойникам, в обмен на свою жизнь и жизни членов команды.
Анна спряталась в одном из ящиков, что матросы перевезли на шлюпках на пиратский фрегат. Отсиживаться в трюме долго не получилось: здесь, кроме рома, не было ничего, что можно было пить или есть. Наплевав на риск быть схваченной, Анна решила добраться до камбуза. На её счастье, среди награбленного оказалось немало какого-то тряпья. Подобрав себе мужское платье попроще и разорвав его в нескольких местах, чтобы сошло за пиратские лохмотья, Анна перетянула парусиной грудь, переоделась и спрятала под шапкой волосы. На фрегате было никак не меньше сотни человек команды, поэтому шанс затеряться у нее был.
Она поднялась на верхнюю палубу глубокой ночью, и тихо, словно вор во тьме, направилась в сторону камбуза. Кок, видать, спал давно и видел седьмой сон, потому что недалеко от камбуза раздавался громогласный храп, очень кстати заглушающий её шаги. Анна пробралась внутрь и принялась искать ящики с провиантом. Пока она увлеченно искала припасы, сзади нее гигантской мышкой затаился баталер. Нахватав побольше галет, Анна собиралась уже уходить, как её внезапно схватили «за шкирку». Ноги стремительно оторвались от пола, а камзол затрещал по швам.
- Ну и кто тут у нас ворует хлеб у команды?? Имя! – зычно гаркнул баталер, совершенно не беспокоясь о том, что разбудит кока, да и пол корабля в придачу.
- Э… ээ… Эдвард Рэдклифф, юнга, сэр! – брякнула Анна первое, что на ум пришло.
- Что у тебя тут, мастер Смит? – за спиной баталера раздался низкий, но довольно молодой голос.
Анну резко опустили на пол, чтоб отсалютовать капитану.
- Корабельная крыса завелась, капитан. Прикажете высечь?
- Двадцать ударов кнутом. Привязать к грот-мачте, разбудить всех, пускай полюбуются.
- Есть, капитан. Эй ты, Рэдклифф, не припомню твою смазливую безусую рожу. Сколько тебе лет?
- Тринадцать, - соврала Анна, вовремя сообразив, что слишком уж писклява для девятнадцатилетнего юнца.
- Ишь, сопляк. Не научила тебя мамка, что воровать у команды – последнее дело? Благодари капитана, что не велел отрубить тебе руку, щенок. На Сент-Массоне тебе бы так не повезло.
Поглазеть на экзекуцию собралась вся команда. И те, кто нес вахту и те, кто этой ночью дрых без задних ног. Прямо напротив грот мачты, к которой привязали Анну, стоял и капитан.
- Рви с него рубаху, Смит! – скомандовал капитан, а остальные подхватили: «Рви! Рви! Рви!»
- Нет, а ну не трооонь! – запротестовала Анна, но было уже поздно, ошметки рубахи упали на палубу вместе с шапкой, скрывающей длинные угольные волосы.
- Якорь мне в задницу! Девка! – удивился мистер Смит и повернулся к капитану с немым вопросом на лице.
- Все равно секи, Смит. Но, так и быть, можно вполсилы и без оттяга.
Анна сцепила зубы и приготовилась принять наказание. Окажись капитаном Чёрный Фрэнк, он бы поступил точно также.
Свист и удар, и стройный хор голосов проскандировал: «Один!». Анна скривилась, но не издала ни одного звука.
Когда с поркой было покончено, Смит швырнул ей обратно изодранную рубаху, но руки развязывать не торопился.
- А что с ней теперь делать, капитан? Баба на корабле – к худу.
- Выдай ей бабье платье, умой и приведи ко мне. Потолкуем.
- Есть, капитан.
***
- Меня зовут Анна Лавэй. Чёрный Фрэнк был моим отцом. Вы должны мне поверить! Я специально пролезла на ту рухлядь, чтобы попасть потом на Сент-Массон. Я его ищу. Его, Левиафан и тех, кто остался от команды.
- Дочь Чёрного Фрэнка погубило море, насколько я знаю, - недоверчиво отозвался капитан, наливая себе вина, - А на Левиафане теперь ходит Угрюмый Джо. Фрэнк спился и доживает остатки лет на Сент- Массоне.
- Я знаю про Веронику. Потому он меня и удочерил. Я была похожа на неё.
- То есть мы должны тебя, краля, привезти на Сент-Массон и не потребовать ничего взамен только потому что ты – дочь Фрэнка? Если бы у меня было чувство юмора, я бы посмеялся. Назови мне хоть одну причину, по которой я не должен задрать тебе юбку и отыметь прямо на этом столе? А после - выволочь на палубу и пустить по кругу?
- Ты думаешь, что я кричать буду, капитан? Плакать? – Анна гаденько осклабилась, - Буду умолять не засовывать в меня твой вонючий член? Я тебе не мамзель с материка, которая краснеет при слове «задница», - она встала со стула и не мигая уставилась в глаза капитану, - Меня уже пускали по кругу, капитан. Меня трахали во все щели в Кадамире. Потные, вонючие, чёрные – и все они были похлеще твоей своры, потому что человеческое их давно покинуло. А хозяину нравилось смотреть. Свой член у него почти не стоял, сколько бы он его не теребил, сколько бы задниц не тискал. А вот когда он смотрел, как меня трахают гладиаторы – у него вставало. Я рыдала и орала от боли, а он орал, когда кончал. Меня этим не напугать и не сломать, смекаешь? Я сама кого хочешь выебу так, что яйца звенеть будут, - она уселась обратно на стул и перевела дыхание после своей тирады, - Вот что, капитан. Окажешь мне услугу – доставить на Сент-Массон, и я тебя не забуду. Окажу услугу в ответ, за мной не заржавеет. А если пустишь по кругу – я тебя снова не забуду, капитан. Только вот тебе эта моя долгая память не понравится.
«Русалий Хвост».
(833)
Капитан, после продолжительной беседы в каюте, объявил Анну своим гостем, и её доставили на Сент-Массон без происшествий, хотя команда и перемыла им обоим кости на фоне внезапного приступа благородства у капитана. Вновь ступив на землю, Анна была близка к тому, чтобы лишиться чувств. Ноги были ватными, воздух «Пиратского Рая» пьянил, а ощущение того, что совсем скоро её поиски закончатся, наполняли Анну некой блаженной усталостью путника, совершившего великое паломничество. Однако, предаваться ленности было не время: на Сент-Массоне жил и выживал лишь тот, кто мог быть полезен.
Как ни претила Анне мысль податься в проститутки, это была единственная реальная перспектива: никто бы не взял в команду бабу без имени и связей. А единственная её связь ныне упивалась вусмерть в кабаке и спала со свиньями. В первую их встречу после стольких лет, Фрэнк был пьян настолько, что даже не узнал её. А может быть, это не виски, а горе его сломало и затуманило разум. Он, как водится, пил самый дешёвый виски в одном из самых дешёвых трактиров. Время и потери его не пощадили: мужчина постарел на все двадцать лет, совершенно поседел и вместо нигастового крюка, его культю теперь закрывала лишь грязная сальная тряпка.
- Все будет хорошо, папа Фрэнк, - сказала она старику, - Я верну тебе твоего Левиафана.
- Оставь его лучше, душка. Старина Фрэнк нынче не тот. Он и имени своего не помнит, как наберется, - посоветовала хозяйка трактира, - Будешь что заказывать? Выпить, поесть? Комнату?
- У меня ни гроша.
- Плохо дело, душка. У меня для тебя нет работы, скажу сразу. Но знаю, где она всегда есть. Особенно для молодой смазливой мордашки.
«Русалий Хвост» встретил Анну почти как родную. Услышав имя Фрэнка, Мадам грустно вздохнула, и похлопала Анну по плечу.
- Знаешь, детка, мы с Фрэнком давным-давно были хорошими друзьями. До тех пор, пока не стали любовниками, - она невесело усмехнулась, - Дружба умирает в постели… - Мадам прикрыла глаза, встряхнула головой, отгоняя неуместные воспоминания и сменила тон на более деловой, - У меня здесь правила просты: работай без капризов, уважай коллег и не переманивай чужих клиентов. Бабских склок и воровства я не потерплю, мне здесь скандалы ни к чему. Пятьдесят процентов – мои. Остальные пятьдесят и подарки – твои. Свою цену называй сама. Не будешь приносить мне доход – выгоню вон. Будешь жить в комнате с Эшли, она твоего возраста. Ты все поняла?
- Да, мадам. Один только вопрос.
- Задавай, - разрешила Мадам, прикуривая трубку.
- Угрюмый Джо – чей-то постоянный клиент?
Мадам рассмеялась.
- Нет, детка. Угрюмый Джо, во-первых, гость редкий… Во-вторых, девочки говорят, что женщины его… не интересуют.
Угрюмый Джо и самое главное сокровище.
(835 ~)
Вопреки сплетням оказалось, что Угрюмый Джо вовсе не педик. Точнее, не совсем. Его Анна принимала, переодевшись в мужское платье. Как до этого не додумались в свое время остальные – оставалось загадкой. Время шло, Джо наведывался все чаще, разговоры в постели становились все длиннее и доверительнее. Про свою связь с предыдущим хозяином «Левиафана» Анна благоразумно молчала, как молчали и работницы борделя. Здесь она была просто Анной, «которая может вздрючить даже дьявола». В один вечер поделившись с Угрюмым Джо мечтой покинуть бордель и отправиться в море, она заронила в его голову очень простую мысль, которую он вынашивал практически год:
- Пойдешь ко мне на судно, Энни?
- Твои лентяи на смех тебя поднимут. Да и кем? – Анна старалась никак не выдать своей радости.
- Первым помощником, Энни, - невозмутимо ответил Джо.
- Брось шутки шутить, Джоннатан.
- Уилл подхватил брюшной тиф и упокоился третьего дня, - монотонно констатировал капитан Левиафана и принялся одеваться.
- Возьми в старпомы Рорка, команда его любит, - Анна поднялась с кровати следом, и принялась развязывать веревки, опоясывающие жилистое тело Джо, оставшиеся на нём после очередной «игры».
- Зато я не люблю. Да и ты не пальцем деланная, они тебя примут. Со временем, - сообщил Джо, - Три дня тебе на раздумья, Энни. Потом уходим в море.
Анна явилась к Джоннатану на исходе третьего дня. При ней не было никаких вещей.
- Стало быть, моё предложение ты не принимаешь?
- Сделаешь мне предложение – и я воткну нож тебе меж ребер, капитан. А быть старпомом я согласна. Что до вещей… цветастое тряпье на борту мне ни к чему. Мне нужна пара клинков и хорошие сапоги.
Будни на Левиафане были для Анны тяжелы поначалу. Тяжело быть женщиной в мире мужчин. Особенно тяжело в мире беспринципных мужчин. Здесь она поняла, что пряники, которые были в ходу в «Хвосте» пора отложить в сторону и достать кнут.
- Эй, Энни! Сколько раз ты отсосала у Джо, чтобы он пустил тебя на корабль? Сколько раз присунул тебе своего старину Бэна? Да провалиться мне на этом месте, старпом – баба. Джо, ты не боишься бунта? Да её перетрахал весь Сент-Массон! У нее дыра глубже, чем впадина в Ядовитом море! – Рорк все не унимался и подстегивал остальных. В три резких шага Анна оказалась возле него и вогнала ему в брюхо по самую рукоять свой длинный нож.
- Кажется, я тебе сама только что присунула, Рорк, - нож медленно поворачивается по часовой стрелке, а Рорк хрипит и трясется, осязая близость неотвратимого, - Знаешь, а у тебя, похоже, тоже теперь есть дыра. И я готова спорить, что она кудааа глубже моей, дерьма кусок.
Рорк хрипнул в последний раз, исторгнув изо рта кровь вперемешку со слюнями, и обмяк тряпичной куклой. Анна вытащила из него свой нож, и тело смутьяна с глухим стуком упало на палубу. Она присела подле него на корточки, вытерла запачканное оружие о чистый край его рубахи, затем встала. Прошлась вдоль палубы, оглядывая каждого. Все молчали.
- И так будет, мать вашу, с каждым, кто что-то вякнет про мою дыру. А теперь – за работу!
Чем дольше Анна была с Джоннатаном, тем меньше ей хотелось воплощать в жизнь свою задумку: устроить бунт и забрать корабль себе. Джоннатан Грин не был хорошим любовником, и мудрым капитаном он тоже не был. Но он сумел стать близким. Настолько близким, что Анна доверила ему все свои воспоминания. И об отце-графе, и о Фрэнке, и о Кадамире. Любила ли она его? Этого она не знала. Но когда его разорвало пополам под обстрелом из пушек, Анне хотелось повеситься. Первый раз в жизни она расхотела жить.
Смерть Угрюмого Капитана вся команда переживала как личную трагедию, но, все-таки, пережила. Команда практически единогласно решила, что после Джоннатана именно она должна стать капитаном "Левиафана". Много позже в вещах Джоннатана Анна нашла завещание, подтверждающее её право на корабль, и свое некогда утерянное «самое главное сокровище» - амулет-раковину, которая каждую ночь поёт ей свою песню о чёрном сердце.
Внешность: Угольно-чёрные длинные волосы, бледная кожа, глаза серо-зелёные, тонкий выдающийся прямой нос, низкие прямые брови. Черты лица довольно хищные и острые, волчьи. Телосложение худощавое, но мускулатура неплохо развита, особенно на руках. Рост выше среднего. При всей своей худобе, имеет довольно заметную грудь. Несмотря на нелюбовь к дамским туалетам, очень ярко подводит глаза и носит, как правило, платья, сшитые по индивидуальному заказу и укрепленные металлическими пластинами, или пластинами из драконьей кости. Всегда носит на шее амулет-раковину, что подарил ей Фрэнк. Предпочитает серебряные украшения, особенно кольца. Имеет несколько заметных шрамов: длинный шрам на шее слева она "привезла" из Кадамира, как и длинный шрам от меча на правом боку, от середины живота и практически до груди. На спине несколько мелких рубцов от кнута.
Eva Green
ИНФОРМАЦИЯ ОБ ИГРОКЕ
Связь с вами: https://vk.com/monlia
Планы на игру: хочу многоплановой игры, приятно и с интересом провести время.
Как вы нас нашли: другая Анна привела 
Когда мотив флейты как бы "доиграл" и замолк, ритмично и тяжеловесно ударили барабаны. Дважды. Потом, в абсолютную тишину стал вплетаться низкий, похожий на гудение пчелиного роя, шероховатый голос большой длинной трубы. Он закручивался, проникал в самое нутро приятной и пугающей вибрацией, растекался по окружающему пространству и заполнял его. После труба уступила ведущую партию первобытному ритму барабанов, который действовал на публику каким-то мистическим образом: зрители невольно начинали вторить ему, покачивая головами и выпивкой, отстукивая этот ритм ногами или руками. С ускорением и утяжелением ритма, все ярче разгоралось пламя на низких чашах-подставках по краям сцены.
Сцена заполнилась дымом, и в такт барабанам, подхваченная возобновившейся мелодией флейты, на сцену выпорхнула танцовщица: двигаясь сперва подобно мягкой волне, раскачиваясь, вибрируя, затем извиваясь, подчиняясь какой-то первобытной похоти, имитируя частью своих движений то, о чем не принято говорить вслух.
Она похищала внимание зрителей, акцентируя его на своем теле, облаченном в довольно откровенный наряд, какие обычно носят корнианки: юбка была хоть и длинной, но боковые разрезы до пояса то и дело выхватывали из кроваво-красного шелкового облака белизну стройных ног; кажущийся таким ненадежным, особенно в танце, нарядный, расшитый золотыми нитями и блестящими камнями лиф мерцал, подхватывал свет языков пламени и казалось, что сама танцовщица светится и переливается, как рубин. Она то ласкала, то обнимала воздух вокруг себя, то отталкивала его, руки походили то на крылья птицы, то на пару змей, ноги, вызывающе освобождаясь из плена шелков, отстукивали по деревянной сцене ритм барабанов, и тоненькие браслеты с бубенчиками, поблескивающие вокруг лодыжек, добавляли этому ритму какую-то многомерность.
Прозрачный красный платок, закрывающий нижнюю часть лица, был внезапно сорван и брошен публике вместе с хищным и воинственным взглядом танцующей. Мужчины, сидящие в той стороне, куда легкий ночной ветерок отправил пахнущий жасмином и сандалом кусок ткани, одобрительно загудели и зааплодировали.
Ритм музыки постепенно разгонялся, в руках танцующей появились для тонкие цепи, к концам которых были присоединены какие-то сферы. Двое из труппы артистов быстро подвинули чаши с разгорающимся в них пламенем к девушке в красном. Она одновременно зажгла о них обе смоченные в специальной горючей жидкости сферы на цепях и, под восторженный рев публики, начала неистово раскручивать их руками: перед собой, над собой, расставив руки в стороны, скрестив...
В ночной темноте свет подвижного пламени сливался, и казалось, что Лиа танцует с летающими огненными змеями. Сперва, раскручивая сферы, она стояла на одном месте, лишь торс двигался в такт музыке, а потом стала крутиться сама, все быстрее и быстрее, извиваться, подобно змее, подпрыгивать.
Потом, перед самым концом представления, на сцену к Лии вышли двое парней-артистов и стали выдувать пламя, пока она танцует. Замерло представление на очень жаркой ноте: укротительница огня высоко прыгнула, подбросила в воздух свои горящие сферы, и приземлилась посередине сцены на шпагат, сферы упали в чаши с огнем и взорвались в них, рассыпавшись искрами и заполнив пространство цветным красно-оранжевым дымом.
Музыка смолкла, а Лиа задержала дыхание.
Отредактировано Anna Lavey (10.08.2017 10:26:23)
